Морозов Савва Тимофеевич

Предприниматель, совладелец и директор крупнейшей текстильной Никольской мануфактуры в Орехово-Зуеве, учредитель химического акционерного общества «С. Т. Морозов, Крелль и Оттман», директор Трехгорного пивоваренного завода в Москве.

КРЕПОСТНОЙ КАПИТАЛИСТ

История основателя династии Морозовых

ТРИ ФАКТОРА

Во второй половине XVIII века начинается новый этап в развитии российского предпринимательства, этап, который впоследствии называли периодом хозяйственных мужиков. Петровское время двинуло империю вперед, было создано несколько сотен более или менее современных промышленных и торговых предприятий. Страна познакомилась с новыми для себя технологиями, но поскольку все базировалось на подневольном труде крепостных и на государственных заказах, на госрегулировании, госмонополиях и государственных установлениях, возможности для развития бизнеса были, естественно, ограниченны. Отчасти похоже на сегодняшнюю ситуацию.

Однако нельзя забывать, Россия никогда не была Китаем за Китайской стеной. Даже в самые тяжелые периоды, когда она была отрезана и с юга, и с запада, страна все равно оставалась частью европейского мира. А европейский мир тогда — это промышленная революция в Англии, Джеймс Уатт. Это Просвещение. Это французские энциклопедисты, это Вольтер и Дидро, которых не может игнорировать и российский императорский престол, стремящийся в чем-то подражать идеям и настроениям этих людей. И наконец, третий момент — Емельян Пугачев, который в 1771 году поднял всех восточнороссийских мужиков, и только совершенно безобразная организация этого восстания и допотопный нравственный уровень позволили легко с ними справиться. Потому что мужики в Рязани, мужики в Калуге ждали Пугачева и говорили прямо, что как только он сюда дойдет, они «перепластают» своих господ. Эти три фактора не могли оставить без изменений ту систему, которая была создана Петром и которая вроде бы действовала неплохо.

Воцарение Екатерины, этой стопроцентной немки, не имевшей никакого кровного родства не только с царствующим домом, но и вообще с кем-либо из русских влиятельных деятелей, провозглашение ее мудрой матушкой было признаком очень серьезного поворота в общественном сознании. Верхи понимали — нужно вливание какого-то нового человеческого материала, и был расчет, что эта молодая немка, показавшая себя очень толковой, разумной и реалистичной и в то же время необычной, окажется инициативной.

ПЕРЕОДЕТЬ РОССИЮ

В первых же указах Екатерины, сначала робко, начинает выдвигаться идея о разрешении крепостным крестьянам заводить свое собственное дело, что до этого существующими законами исключалось. Промышленные предприятия могли создавать дворяне и купцы. А здесь провозглашается, что крепостные мужики имеют право ставить ткацкие, кузнечные или какие угодно другие станы в своих избах, делать продукцию и продавать ее на рынках. Создается очень интересная система. Мужики получают выход в бизнес, а самодержавие даже укрепляется. Сохраняется крепостное право, и зажимать тут стали сильнее, чем раньше, — увеличивали барщину. Однако верхний слой крестьян, те, кто даже в условиях многовекового крепостного строя сохранил свои рабочие и человеческие качества, коммерческую инициативу и ориентацию, получали возможность занять совершенно новое место. И начинается выход этих хозяйственных мужиков в бизнес.

Технически ничего нового не случилось. На тех же деревенских ткацких станах, на которых веками делали дерюгу для мужицкого употребления, начинают делать товар на продажу. Как это происходит? Совсем молодые люди уходят из деревни, отпросившись у барина на оброк, поступают учениками на какое-то хорошее текстильное предприятие петровского типа. Становятся ткачами, красильщиками или прядильщиками и потом уходят с фабрики и открывают собственную мастерскую. В своем ли деревенском доме или где-то на окраине Москвы. В первую очередь эти коммерческие предприятия возникают в сфере текстильного производства. Создатели какого-то нового уклада всегда преуспевают не только благодаря своим личным качествам, но и потому, что они попадают в общий поток жизни. А именно тогда старая Россия начала стремиться переодеться в хорошие одежды, причем не только средние слои, но и верхушка народа. Уже невест на ярмарки старались выпускать не в домотканых поневах, а в ситцевых красивых ярких сарафанах и платьях. Проще говоря, совершалась бытовая революция, о которой никто сейчас не вспоминает, хотя изменения происходили кардинальные. Дворяне стали строить приличные дома у себя в деревнях. А до этого они жили в больших избах. И с одеждой случилось то же самое.

АЖУРНЫЙ БИЗНЕС

1780-е годы. Наш герой в 15 лет ушел из деревни учиться на шелкоткацкую фабрику. Стал хорошим ткачом, а потом поставил стан в своей избе в деревне Зуево (сейчас — Орехово-Зуево). Но сначала были одни проблемы, ведь довольно часто крупное дело начинается с катастрофы. Савве Морозову выпадает жребий идти в армию. Это 25 лет службы и немалая вероятность вернуться больным или калекой. Но есть возможность: внести большую сумму для того, чтобы соответствующие военкоматы могли нанять охотника, то есть добровольца.

Морозов получает пять рублей в месяц, но хозяин фабрики заинтересован в том, чтобы перспективный во всех отношениях парень у него остался, и дает ему эти деньги, рассчитывая, что тот будет отрабатывать долг до конца своих дней.

Однако Савва берет деньги, откупается от рекрутства, уходит с фабрики, практично женится на девушке, которая происходит из семьи хороших сельских красильщиков. И вдвоем в своей избе они начинают делать ажурные ткани, шелковые ленты и кружева. Свой долг крестьянин выплатил в два года. Сначала товар реализовывался в окрестных семьях. Потом Морозов начинает ходить с ним за сто верст в Москву. Потомки рассказывали, что летом он с утра выходил из деревни, к вечеру был в Первопрестольной. «Дед бегал со своим товаром», — говорили наследники. У него нет ни магазинчика, ни лавчонки. Но ленты и кружева хороши, и цена у них, очевидно, подходящая. В итоге — сотни клиентов. Морозов сам приходит к людям домой, получает точный заказ, покупает шелк, а потом приносит готовое изделие, если что-то надо переделать — выполняет без разговоров.

ДЕРЕВЕНСКИЙ ИНВЕСТОР

В 1798 году у Морозова уже мастерская, он нанимает и обучает работников своего возраста. Скорее всего, они делают у него ткацкие работы, а вся отделка на нем и на жене. Реализацию товара и закупку сырья он никому не доверяет. Все это время уже опытный бизнесмен платит оброк и выкупается только в 50 лет. Точную сумму никто не знает, но известно, что господа постоянно ее повышали. Его хозяин — дворянин Рюмин. Это отнюдь не гоголевская Коробочка, у Рюмина было хорошее имение под Москвой, которое потом купил Рябушинский. Сам Морозов — неграмотный мужик. Старообрядец, подвергающийся притеснениям, а то и прямым преследованиям и гонениям со стороны государства. Но это не портит ему характер, и он начинает инвестировать без надежды на прибыль. А куда он может вкладывать? Очень просто, путь находится сам собой. Деревенька небогатая, земля плохая, хлеба хватает до Рождества, а потом мужики приходят и просят на хлеб до следующего лета. И он дает им эти деньги. Везде есть ростовщики, но у тогдашних ростовщиков был современный процент или даже повыше. А Савва Морозов дает деньги без процента. Своего рода практический гуманизм. Потом состоятельные мужики начинают отдавать ему небольшие суммы на хранение, чтобы не потратить и суметь накопить, скажем, на лошадь. Репутация уже сложилась. В финансовом отношении наш специалист по ажурным тканям — символ абсолютной надежности. А у деревенских появляется другое мышление, другая система работы с деньгами. Возникает само понятие накопления. Естественно, к нему обращаются не только соседи, но и люди из окрестных сёл. Ставит ли он это своей целью сознательно? Нет, конечно. Все развивается интуитивно, стихийно. Со временем Морозов расширяет свое производство, мастерская постепенно перерастает в небольшую фабрику. А он начинает раздавать работу на дом. Закупает в Москве английскую пряжу, привозит к себе и выдает мужикам, которые делают из нее хорошие ткани. (Дело в том, что прядения у нас не было, а ткать получалось отлично.) Ему возвращали готовую продукцию, он платил и самостоятельно занимался отделкой и сбытом.

Тут все тоже строилось на кредите и доверии. Пряжу можно пропить, и Морозов давал ее тем, в ком не сомневался, само собой, не заключая никаких договоров.

Все финансовые операции он держит в голове. И потом, когда дело разрастается, этот сельский бизнесмен раздает работу уже сотням и даже тысячам домашних ткачей, ведя весь учет по памяти.

ПОСЛЕ БОРОДИНА

После 1812 года возникает новая конъюнктура, и Савва Морозов умело ей пользуется. С Наполеоном в Россию пришла Европа. Десятки тысяч французов, которые не вымерзли окончательно, остались здесь в роли переводчиков, учителей, секретарей, а многие бежавшие вернулись обратно, чтобы заняться бизнесом. К тому же в Москве все сгорело, и это спровоцировало огромный спрос на ткани. Бизнес стал серьезнее, а вести его получалось даже легче. Россия сбросила с себя еще какую-то часть своей средневековой закоснелости и замкнутости.

Через восемь лет после Бородина Морозов выкупается на волю за 17 тыс. рублей (обычная ставка была 20 тыс. рублей). Почему так поздно? Никто не знает. Но не исключено, что он использовал своих господ в качестве «крыши». Ведь мужик-старообрядец был совершенно бесправным человеком, а когда за ним стоял хотя бы Рюмин, местная власть и полиция уже не прижимали его до смерти, потому что понимали, что пожалуется. А может, просто не хватало денег. Накопил еле-еле к 50 годам.

К тому же когда Морозов открывал фабрику в Зуеве, она юридически была собственностью Рюмина. Крепостной мужик права на недвижимость не имел. Зато со временем появились крепостные миллионеры. Видимо, оброк стоил того, чтобы господа терпели таких людей. В то время существовали сотни дворянских фабрик, на которые мужиков сгоняли как на барщину, то есть получали они в лучшем случае какую-то мелочь на праздники. А такие люди, как Морозов, создали собственную модель бизнеса, у них появился вольнонаемный труд, а с ним — крепостной капитализм. Есть заработная плата, и нет никакого принуждения. Человек может работать, может уйти, может выторговывать лучшие условия. Но наниматель предъявляет ему требования, которых нет на барщине. Там можно делать вид, что ты трудишься, здесь нужен качественный результат, иначе оштрафуют или выгонят.

Так постепенно в бизнесе возникают новые понятия и правила поведения. Главное в этих капиталистах — глубокое внутреннее уважение к деньгам. Это основа их мировоззрения. Тут они ничем не отличаются от европейских протестантов. Каждый рубль ценен. И высочайший грех бросать даже копейку на ветер. В чем это выражается? Своих детей и близких не морят ни голодом, ни холодом, нормально питаются, нормально одеваются. У них очень хорошие дома деревенского типа, первый этаж — кирпичный, второй — деревянный. В Москве ими занято три района: первый — Замоскворечье, второй — Таганка, третий — район проспекта Мира. Живут отлично, но никаких лишних трат, все в меру. Строгая дисциплина во всем. Рано гасят свет, рано встают. С утра хозяин на своей фабрике. Даже заработав миллионы, эти люди очень бережливы в личных расходах, что явилось предметом издевательств со стороны наших писателей. Дворянам было трудно понять, что деньги — это нечто иное, чем просто дорога к наслаждению, что они имеют какой-то смысл и содержание помимо того, что дают возможность хорошо жить.

ЦЕНА РЕПУТАЦИИ

Когда Морозову было уже 70 лет, он неожиданно капитализировал свою репутацию, которую строил всю жизнь. Проект получился фантастический. Уже не крепостной, бизнесмен договорился с Людвигом Кнопом, представителем очень крупной британской машиностроительной фирмы. Англичане ему привезли в Зуево 120 прядильных станков, рабочих, инженеров, техников и паровые машины.

Морозов построил им корпус, они смонтировали оборудование и выдали хлопок, поскольку деревенский неграмотный мужик выхода на мировые рынки не имел. Так был налажен выпуск пряжи, и рядом с каждым англичанином стоял русский ученик. Денег на такое мероприятие у него бы не хватило. Кноп все сделал в кредит. Но машиностроители не могли позволить себе заниматься заемным финансированием самостоятельно, они пошли в свои банки. Английские банкиры кредитовали английских машиностроителей, и те в кредит притащили гору оборудования к Морозову. Вот так он реализовал свою репутацию. А через некоторое время выпустил акции и какую-то часть отдал британцам. Они стали совладельцами предприятия и поэтому ремонт и консультации осуществляли практически бесплатно. Наша публика в финансовых отношениях была невероятно смелой. Потом Кноп выстроил в России примерно 150 текстильных фабрик, тоже оборудованных в кредит. Возникла целая контора, куда к Кнопу приходили капиталисты-мужики и говорили: «Ты вот делаешь фабрики, сделай и мне». Начиналось обследование. Ехали, смотрели, что за предприятие, какая степень надежности, и строили. В конце концов англичане начинают инвестировать очень большие деньги в лапотных мужиков. Их мотивы понятны — в России есть сбыт, пряжу отрывают с руками. Это был период основателей династий, возникновения новой породы людей. Накопление капитала — всего лишь следствие. Первое и самое важное — накопление человеческого материала. И даже без крепостных миллионеров в конце XVIII — начале XIX века тысячи людей во всех губерниях и уездах занимались торговлей, перевозками на лошадях и баржах. Аристократия считала, что народ состоит из лентяев, жуликов и пьяниц, на самом же деле это была несокрушимая публика. Они учились ремеслу, правильно подбирали жен, создавая семейную артель, ставили производство, выкупали себя у господ, расширяли бизнес, уходили в города и умели потом отесать деревенских, которых брали на работу. Этот класс держал всю российскую экономику до 1917 года. Но это другая история. А наш герой дожил до 90 лет и даже научился расписываться.

ОЖИДАНИЕ РЕВОЛЮЦИИ

История второго поколения династии Морозовых

Основатель знаменитого рода начинал промышленный капитализм в России. Сыновья укрепили и поставили его на очень широкую ногу. Но они же стали свидетелями и виновниками первых пролетарских бунтов.

Крепостное право отменили через год после смерти Саввы Васильевича Морозова.

В России возник огромный рынок свободной рабочей силы. Крепостной капитализм, при котором фабрикант не только не имел права собственности на недвижимость, но его еще и могли продать вместе с предприятием, закончился. Помещик лишился своей практически полицейской власти над крестьянами. Появилась свобода. Свобода уходить из своей деревни, свобода поиска работы, свобода пить водку.

Кто-то шел на шахты, кто-то на строительство железных дорог. Все ожило. Появившиеся поезда дали возможность вывозить товар, который уже был, но который было некуда деть. От Москвы до Читы и дальше главным грузовым транспортом была телега. Эти 50 лет — с 1861 по 1915–1916 годы — изменили страну. Мы до сих пор живем наследством того пятидесятилетия. В России появилось практически все, что было на Западе. Сеть железных дорог, свои суда, свои паровозы и даже проблема, куда экспортировать свою технику.

ФУТБОЛ И ТРАКТАТЫ

Последние годы основатель династии все больше и больше перекладывал руководство своими предприятиями на плечи сыновей. У Морозовых интересно то, что резкой границы между поколениями установить невозможно, они накладывались друг на друга, и это позволяло плавно переходить от одной стадии развития дела к другой. Итак, у Саввы Морозова пять сыновей. Реальными продолжателями были четверо. Пятый — Иван — не питал склонности к управлению бизнесом и, получив причитавшуюся долю, вышел из дела. Разница в годах между всеми ними была довольно значительной. Основатель фирмы до 50 лет не имел никаких прав. Все, что он нажил, юридически считалось собственностью его владельца дворянина Рюмина.

В 1820 году Савва Морозов выкупил себя, своего отца, своих детей и все те производства, которые создал на собственные деньги. Самый младший сын, Тимофей, родился в 1823 году, то есть был уже свободным человеком. Остальные дети родились и долгое время оставались крепостными. Ни в какие учебные заведения родитель их не отправлял. То образование, которое они получили, называлось дьячковским. Выучились читать, писать, считать, при этом деловые книги, заполнявшиеся младшими Морозовыми, были весьма высокого уровня. Их отец к моменту своего выкупа из крепостной зависимости уже успел создать целую сеть производственных предприятий. Первым поставил вопрос о выходе из общего дела старший сын Елисей. Он сумел построить небольшую красильноотделочную фабрику, а потомкам удалось сделать ее достаточно успешной. Самого же Елисея тянуло к своим корням.

Хотя Морозовы и были крепкими, убежденными старообрядцами, Савва Васильевич, выполняя все обряды и участвуя в деятельности общины, все же в основном занимался предпринимательством. Его первенец хотел другого. Исследователи пишут, что руководителями предприятия при номинальном главенстве Елисея были его супруга и старший сын Викула Елисеевич. В конце концов Елисей совсем отходит от дел, становится религиозным мыслителем и пишет трактат об Антихристе. Точное содержание его неизвестно, но у историков встречается термин «елисова вера», или «Елисеева вера», — лучшее доказательство того, что автор стал известным. Конечно, при таких трудах ему было не до развития текстильного производства. Дело в своих руках все больше и больше сосредотачивал Викула Елисеевич. Он оказался прекрасным руководителем, добился признания во всей империи, и предприятие носило именно его имя — Никольская мануфактура Викулы Морозова и сыновей. Это было справедливо, хозяин не только поднимал технический уровень и повышал объемы, но и брался за решение социальных проблем. С одной из существующих точек зрения, даже массовый российский футбол возник на его фабрике.

Морозовы широко использовали труд британских инженеров и мастеров. Англичане работали у них до 1918 года и, конечно, играли в футбол. Сначала между собой, а потом в состав команд они стали включать и русских. Дело было непривычным и непонятным для старообрядцев. Тем более что Елисей принадлежал к одному из самых крайних направлений, так называемому Поморскому согласию. Для этих людей видеть своих работников бегающими за мячом в трусах, с таким азартом предающимися какому-то несвойственному человеку занятию было странно.

Но старообрядцы были людьми серьезными, дело у них всегда ставилось очень высоко, и они быстро поняли, что хоть это и напоминает бесовские игрища, польза от этого есть. Во-первых, для здоровья рабочих — не последнего фактора в успешном развитии предприятия. Во-вторых, те, кто бегает по полю, в кабак потом не пойдут. А главным врагом Морозовых был как раз алкоголь. В итоге они обеспечили новому увлечению материальную базу. Даже обувь специальную заказывали. И дело пошло. Сначала создавались смешанные команды, потом чисто русские команды, потом — взрослые и подростковые. В конце концов морозовцы в начале XX века стали грозой для футбольных клубов из Москвы и других городов. Однако атмосфера здесь, как и на любом другом дореволюционном предприятии, была не слишком сахарная. Нелегкий труд, а вдобавок к нему слишком требовательные и пунктуальные англичане. Впрочем, на качестве тканей это сказывалось наилучшим образом.

Вторая линия — Захара. Это следующий по возрасту сын основателя. В начале 1830-х годов он получает от отца управление одним из производственных подразделений. А в начале 1840-х в Богородске (современный Ногинск. — Прим. ред.) основывает собственное красильно-отделочное предприятие. Как и все Морозовы, Захар строил дом с крыши — шел с финишных, отделочных операций, осваивая в первую очередь те звенья технологической цепочки, которые определяют качество товара. Важным моментом в истории Захара и всей его семьи было акционирование Богородско-Глуховской мануфактуры. Это случилось в 1855 году, еще при жизни основателя рода, чуть позже взявшего с сына пример. Но лучшее было впереди. Своего коммерческого расцвета фабрика дождалась уже при внуках Захара. Один из них, Арсений Иванович, вдобавок ко всему прочему оставил после себя шесть томов старинных старообрядческих песнопений. Записывались они не нотами, а особой музыкальной грамотой — крюками. В советское время один из корпусов Богородско-Глуховской мануфактуры пригодился в кино. В фильме Григория Александрова «Светлый путь» Любовь Орлова парит под крышей здания, построенного потомками Захара.

Следующим сыном был Абрам Саввич. Он рано умер, оставив двух сыновей, не успев создать своего предприятия. Но семья их не бросила. Опекуном стал их младший дядя Тимофей Саввич.

Он всегда работал при отце: старшие отделялись, выделялись, обзаводились семьями, сочиняли трактаты, а Тимофей помогал родителю. Савва Васильевич оставил ему ту Никольскую мануфактуру, которую создал сам. Что она собой представляла? Сначала -небольшое красильное предприятие. Потом появилось производство сукна. И, наконец, в Никольском произошел прорыв общероссийского масштаба. Там была создана огромная прядильная мануфактура. До этого времени пряжу везли из Англии. Россия не могла с ней конкурировать из-за отсутствия прядильных машин, все делалось вручную. Встал вопрос о прядильном предприятии, и его построил Савва Васильевич. Он использовал американский, египетский и вест-индский хлопок, а Тимофей добавил среднеазиатский. В руководство основным наследством младший сын вступил в 25-летнем возрасте. Общий капитал к тому моменту приближался к 6 млн рублей. Дети умершего Абрама Саввича тоже были в доле, они отделились только в 1871 году, когда им было по 20 с небольшим. Дядя к тому времени успел построить для племянников новый крупный производственный центр на окраине Твери, начав скупать там земли еще по совету отца. Старший из сыновей Абрама, Абрам Абрамович Морозов, был человеком противоречивым и сложным, но оказался блестящим организатором, и Тверская мануфактура очень преуспела. Но владелец фабрики тоже рано умер, оставил предприятие в руках жены Варвары Алексеевны Морозовой. Их брак был трудным. Однако, овдовев в 33 года, она прекрасно повела дела дальше, пока не повзрослели ее трое маленьких детей. Так возникло четыре совершенно самостоятельных предприятия Морозовых.

КРЕДИТНАЯ ИСТОРИЯ

Все наследники Саввы Васильевича работали в одном ценовом сегменте. Обо всех пишут: «Делали бельевой и одежный товар». Проще говоря, выпускали хлопчатобумажные ткани, трудились на народный массовый рынок. Затоваривание у Морозовых случалось только в периоды кризисов, которые вызывались обычными экономическими и природными колебаниями. Стоило произойти крупному неурожаю хлеба, как сразу уменьшалась покупательная способность населения. И все же они были эффективнее дворян-коммерсантов, ориентировавшихся на казну — только бы отхватить госзаказ через взятки, протекцию, включение в свой состав высокопоставленных князей.

Лучше других действовал Тимофей, бывший по-настоящему гениальным предпринимателем. Он непрерывно менял машины, тратил большие суммы на модернизацию оборудования и ездил за границу. Потом этот бизнесмен с дьячковским образованием вывозит свою семью в Европу. Сохранились воспоминания о том, как они проводили там время, посещали театры, Лувр и Дрезденскую галерею. В Германии и во Франции Тимофей старается побольше времени проводить на текстильных предприятиях. Сыновья жалуются, что он их не кормит, и получают ответ: «Странные люди, я ем один раз в сутки, и мне хватает, а вам надо что-то постоянно есть». Образец человека, совершенно поглощенного делами.

Все стадии своего производства он знает досконально. И когда поднимается вопрос о выпуске нового типа ткани, он сам участвует в процессе как мастер. Специалистов тоже подбирает лично. Вначале это англичане. Затем это выпускники Московского высшего технического училища, в развитие которого Тимофей вкладывает значительные средства.

Его супруга Мария Федоровна позже построила в МВТУ специальную исследовательскую лабораторию. Тимофей берет студентов к себе на практику, и постепенно у него появляются русские инженеры. Он хорошо знает научно-техническую среду Москвы и приглашает экспертов профессорского уровня. При нем дело дошло даже до электричества. Правда, сначала оно использовалось только для освещения, а механическое движение продолжали давать обычные паровые машины. Но техника и организация производства — это еще не все. Тимофея Саввича занимал вопрос об организации банка. Постоянно нужны кредиты, закупки носят сезонный характер, хлопок надо брать на целый год, когда он дешевле всего, сразу после снятия урожая. Он вместе с другими деятелями своего уровня создает первый в Москве частный акционерный Московский купеческий банк и имеет в нем крупный пакет акций. Это, конечно, не единственный источник заемного капитала. У Морозовых была принята система самофинансирования. Они ссужали деньги своей фирме. Директор дает кредит из личных средств под 6% годовых. И он, и его жена, у которой там свой капитал, и прочие родственники. Кроме того, компания кредитуется еще в государственном банке на крупные суммы — доходило до сотен тысяч, миллионов рублей. Деньги нужны не только на хлопок, но и на технику — ведь оборудование из Европы закупается большими партиями. И нужно оплачивать все сразу. Но как будто этого мало, также Тимофей Саввич вкладывает средства в строительство железных дорог. Он покупает акции и облигации соответствующих фирм. Приобретенные ценные бумаги растут, Морозов их продает и, в общем, ведет себя как профессиональный финансист. Одно время он даже был председателем Московского биржевого комитета, но совсем недолго. Здесь были нужны ораторские качества, которых у него не было. К тому же не хватало времени. Однако свою значимость он не растерял и, если надо, мог обращаться к правительству.

ВЕРТИКАЛЬНАЯ ИНТЕГРАЦИЯ

В конце концов Тимофей Морозов стал настолько влиятельной фигурой, что имел возможность вмешиваться в экономическую политику государства. Тарифы на иностранные ткани были тогда очень высокими, благодаря чему российский текстиль и смог занять хорошую долю рынка. Тарифы на машины и красители, наоборот, делали низкими. Иностранных предпринимателей поощряли строить здесь свои предприятия. Но в правительстве были разные течения, в какой-то момент возникла идея о снижении импортных пошлин. Тимофей Саввич заявил, что если это произойдет, он закрывает свои фабрики и пусть его рабочие и все на свете зарабатывают где и как хотят. В результате тарифы не были изменены.

Хотя не все было так гладко. Иногда Морозову напоминали о мужицком происхождении. Приглашали в царский поезд, а потом забывали предоставить место. Но он держался с большим достоинством и спокойно удалялся.

Большое значение Тимофей придавал качеству продукции, все проверял и смотрел сам. Например, говорил: «Вот эта ткань недостаточно хороша, а вот тут рисунок не очень четкий, надо получше». Штрафовал рабочих и мастеров, держал весь персонал крепко, но распоряжения свои отдавал очень вежливо: «я полагаю», «я считал бы нужным», «я советую». У него на производстве работали 18 тыс. рабочих, и еще тысячи четыре — на торфяных разработках. Создалась почти вертикально интегрированная компания. Мало того что предприятие получало хлопок, оно выпускало абсолютно готовый товар, самостоятельно добывало топливо и даже организовало производство машин. Мастерские Морозова сделали около тысячи ткацких станков — не очень крупный бизнес. Станки были хорошего уровня.

На первом этапе развития предприятия рабочие Морозовых спали в тех же цехах, где и трудились, но постепенно для них начали строить жилье. Семьи -по две, по три — жили в одной комнате, одинокие — в больших общих спальнях. XIX век вообще был очень тяжелым для пролетариата. 24-часовая работа в две смены, то есть по 12 часов, а у других, бывало, и по 13, и по 14. Заработки, конечно, росли на протяжении всего столетия, но все равно оставались невысокими. Поэтому в морозовский соцпакет входили четыре больницы с несколькими сотнями коек, ремесленное ткацкое училище и школы. Если сравнивать с другими текстильными предприятиями, то дела здесь обстояли куда лучше.

И все-таки Тимофей Саввич просмотрел новый период в развитии страны. Худшее случилось в 1885 году.

ПРОКЛЯТЫЙ КАПИТАЛИСТ

В 1885 году происходит знаменитая морозовская стачка. Она случилась в период, когда Тимофей Саввич был вынужден снижать расценки, предприятие год-два работало в убыток. Сначала срезались наградные у служащих, а потом добрались и до зарплат рабочих.

Морозов, конечно, пытался что-то улучшить, но полноценно скорректировать социальную политику был уже неспособен. Несмотря на кризис, он все равно пытался сохранить доходность предприятия, снижал расценки и сильнее нажимал на штрафы. Потом -и это было роковой ошибкой — объявил рабочим днем в январе 1885-го один из крупных церковных праздников. Рабочие не выдержали и забастовали. Случившуюся стачку всегда изображали как великое деяние трудового народа, хотя это был дикий протестный бунт. Рабочие громили продуктовые лавки, били стекла, выбрасывали мебель в домах служащих. Погром и разбой, пьянство, кто-то был задавлен толпой. Рабочие на мануфактуре показали себя совсем не так, как их последователи в 1905 году (выступления очень выдержанных, организованных людей, которые, как правило, не позволяли себе никакого хулиганства). Тут была еще полудеревенская смута. Но в их требованиях присутствовало много справедливого. Как только в Никольском началось настоящее буйство, туда приехал губернатор и сразу принял сторону рабочих, о чем редко вспоминают. Хотя это пример тактической грамотности не очень одаренного тогдашнего правительства и объяснение, почему у нас так преуспела организация Гапона. Власть прекрасно понимала, что совершенно безумный быстрый промышленный бум необходим, но опасен. Ведь такие массы рабочих сосредотачиваются в одном месте. Попробуйте представить село Никольское. Там 18 тыс. человек у Тимофея и тысяч 12 или 14 у Викулы. Почти армия.

Разумеется, Морозов считал, что он своих рабочих кормит, что иначе эти ткачи и 15 рублей бы не смогли получить, что он сам трудится еще больше, чем они. Это все правильно, но им от этого было не легче. И потом, их уровень жизни не совсем тот, что у него. Основатель династии, Савва Васильевич, был знаменем перехода от феодализма к капитализму. В общественном сознании он нес благо. И отношение к нему было другое. Все помнили, как он пешком ходил по 100 верст и носил товар в Москву на продажу, все знали, что он остался неграмотным, жил довольно скромно, будучи очень богатым человеком, по сегодняшним меркам — миллиардером.

На Тимофея Саввича все это не распространялось, с точки зрения некоторых пролетариев, он был «проклятым капиталистом». Для него наступило мрачное время. Начались суды над теми, кто бил и громил. Сначала им дали какие-то сроки. А потом был второй суд, и присяжные их оправдали, виновным был признан сам Морозов, что его сильно потрясло. Забастовщиков защищали адвокаты Плевако и Шубинский, конечно, преуменьшавшие их «заслуги». Подобное не могло случиться без молчаливого согласия власть имущих. Государство вообще отреагировало вполне прилично, сразу было издано несколько законов по поводу положения рабочих. То же самое повторилось и после волнений, которые устроили в 1895–1896 годах «Союзы борьбы за освобождение рабочего класса» (в одном из них состоял Ленин). После этого был издан целый цикл законов. Рабочий день ограничили 11,5 часа, запретили ночную работу малолетних и женщин. Правительство не могло не реагировать на такие вспышки. Но в целом XIX век был неимоверно тяжел для всех, кто подпадал под определение «простой трудяга». Выбора путей при этом не существовало. В деревне этих 15 рублей никогда бы не увидели, приходилось соглашаться на фабричные тяготы. Молодежь таким образом открывала себе дорогу в новую жизнь.

Хотя переносить подобный труд десятки лет, конечно, было очень непросто. И тут Тимофею Саввичу надо было проявить понимание и быть аккуратнее. Но характер и обстоятельства не позволяли.

Морозов после всего пережитого какое-то время оставался руководителем, но все больше передавал бразды правления сыну Савве Тимофеевичу и зятю Александру Назарову. Новая социальная политика началась в 1889 году, после его смерти.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Савва Васильевич начинал свое дело в 1797 году с пятью рублями. Эти деньги за хорошую работу и примерное поведение ему дал фабрикант Кононов. Перед революцией, по подсчетам историков, совокупный капитал всех четырех ветвей Морозовых составлял около 120 млн рублей. Переводим на сегодняшние деньги, получаем миллиарды. Но на это достижение 130 лет напряженно работали три поколения, а с ними вместе многие тысячи людей. Морозовым предстояло стать российскими Дюпонами, Вандербильтами и Рокфеллерами. Но случилось то, что случилось.

ПОХОД НА ВОСТОК

Тимофей Морозов был героем своего времени, но и в ряду легендарных бизнес-лидеров XX века он бы тоже не затерялся. Самоотверженно и со страстью человека, имеющего цель, глава Никольской мануфактуры мало делегировал полномочия и старался во все вникать сам. Младший сын Саввы Васильевича организовал самое крупное в России предприятие, управлял более чем 20 тыс. рабочих, был крупнейшим технологом, успешным частным инвестором, принимал участие в создании действительно полезного для всей экономики банка.

Предмет особой зависти конкурентов -организация сбыта товара. Тимофей не только пользовался услугами оптовиков, но и запустил целую систему торговых предприятий разного уровня. Кроме того, Морозовы щедро кредитовали торговцев тканями. В сохранившихся в архивах записных книжках есть интересные характеристики розничных торговцев: «Этому можно давать товара на 20 рублей, не больше», «Этому на 3 тыс.», «Этому на 30 тыс., он надежен, много лет торгует». Такой подход практиковали все Морозовы, Тимофея же выделяло то, что он первый пробился со своими тканями в Китай.

Ему было очень трудно, жители Поднебесной плохо относились к импортному продукту, но он упорно добивался своего. Караванным путем на верблюдах вез товар в центральные районы Китая. В то время восточный сосед России открывался для западного капитала, свои ткани туда везли немцы и англичане. Тимофей бросал им вызов. Когда была проведена КВЖД (Китайско-Восточная железная дорога), объем поставок увеличился многократно. Реализовывать удавалось сравнительно мало, но для него был важен принцип — присутствовать везде.

Очерки опубликованы в журнале SРЕАR’S Russia, № № 2(11) и 3(12) за 2011 год